Художник Чулпан Цветкова

Живопись Чулпан мягка, незатейлива, слегка игрушечна. В ней много детской радости, женской ласки, ощущений счастливого человека. Как умеет она радоваться незатейливым домикам, расцветающим деревьям и даже холодному дню, остужающему цвета. Экзотический Гурзуф превращается ночью для незнакомки в сказочное мерцание цветовых огней, охвативших деревья, кусты, таинственную лесенку и белую стену дома. Языки голу¬бых деревьев «лижут» дома дневного Гурзуфа, роднясь цветом с уголком синего моря. Пляшет человек среди разбегающихся кур, на холмах скособочились домики. А картина, изображающая двух дружных псов, прикорнувших друг возле друга, гак и называется «Нежность»...

Чулпан — интуитивистка. Она слышит, как дышит земля, как доносит сигналы подводных глубин прибой, как благословляет на доброе деяние небо. И другой человек, и всякое живое существо, и растения близки ей. Как женщина, она нежнее ощущает родственное в бытии, как художник — стремится запечатлеть свои ощущения на полотне. И везде она ищет уюта. Ее пейзажи дышат теплом доброты. Действующие лица ее картин неотрывны от природы. У картин художницы забываешь, что есть война, убийства, грабежи — они не сочетаются с тем, что она видит и передает, проходя по миру глашатаем согласия и ласки. Есть некоторая заповедность в этих скромных домиках, окруженных деревьями, в голубых «глазах» озер, в вольном брожении животных и птиц по улицам... И, когда читаешь среди отзывов: «Вы милая девочка и вообще душечка!» или «Саттарова — мягкая и романтичная!» — не удивляешься. Зритель принял настроения художницы, как свои настроения.

Но есть и еще одна Саттарова — исторический живописец. Это качество традиционное для русской школы живописи. Прошлое, к которому не угасает интерес, — наше настоящее. Художница воссоздает (и удачно) городские пейзажи былых времен, отражая архитектурные поиски и сочетая их со стилем времени. И суть не в том, что фигурки людей на улицах наряжены в непривычные ныне одежды и формы, но в настроении улиц, организации ампирными домами пространства, выпуклой внезапности этих домов, радостно рассказывающих о своей жизни. Правда, как и деревенские пейзажи, эти яркие улицы несколько напоминают заповедник, но от этого еще более умиляешься, когда выпадает случай попасть в город XIX века, полюбоваться на мчащуюся пролетку, постоять у красно-белоколонного собора, пококетничать хоть издали с дамами в длинных кринолинах, укрывшихся под большими белыми зонтами. Возникает исторический портрет: Петр и его верный сподвижник Лефорт на фоне Невы у рисунка-чертежа, изображающего крепость и корабли. Петр похож, и Лефорт, наверное, тоже. Но суть даже не в этом, а опять же в настроении, передающем задор молодого царя и умудренность Лефорта, создающем общий азарт переустройства и поиска. Вместе с тем перед нами народная картинка, исторически точная, она доступна своей простотой изображения и нарядной яркостью каждому зрителю.

Есть и еще одна Саттарова, цветок новой супер-цивилизации, возникшей лишь на территории России, где встретились, слились и вечно объясняются в любви и ненависти Европа и Азия. Чулпан — татарка и русская. Татарка по крови, русская по принадлежности к геополису, по широте мировосприятия, по принадлежности к русской школе живописи, вряд и сейчас в нашем геополитическом пространстве разделимы на резкоотделяющиеся части искусства — башкирское, татарское, русское... Все это слилось и сплавилось, сроднилось. Пусть и утверждал Киплинг, что Запад есть Запад, а Восток есть Восток, — Россия доказала всему миру обратное, явив новый лик цивилизации, и лишь «усилия» нерадивых политиков вновь пытаются раздробить единое целое. И когда Чулпан едет в Китай и восторгается там древней культурой, то в равной мере она приемлет и культуру Англии, и культуру древних греков. А самые близкие ей художники — прерафаэлиты; Рембрандт, Серов, Боннар.

Чулпан мастерица в полном смысле этого слова. Еще она занимается керамикой и удивительно расписывает пасхальные яйца. И делает все это с удовольствием, радуясь самому простому проявлению красоты и добра. Для нее главное, чтобы был чистый незамутненный источник. Вот она остановилась у портрета двух старух, написанных учениками Рембрандта, и увидела мертвые лица, подошла к картине самого Рембрандта и осветилась его светом и окуталась его тьмой...

                                                        – Виктор Липатов. "Нежность". Журнал "Юность". №9, 1995.